«Есть в Малой Азии клочок земли, именуемый Арменией, но это не соответствует действительности. Это не Армения. А некое пространство. На этом пространстве есть равнины, горы, реки, озёра и города. Они прекрасны и не менее живописны, чем любая другая местность, но это не Армения. Есть только армяне и они населяют землю, но не Армению, ибо нет Армении, господа, нет Америки и Англии нет, и Франции, Италии тоже нет. Есть только белый свет, господа… Вы представить себе не можете, какой это восторг, когда один армянин встречается с другим где-нибудь, скажем, в пивном баре. Где выпивают. И плевать, что пиво гнусного качества. И на мух плевать. И на диктатуру. Есть на свете вещи, которые невозможно изменить. Армянское слово, взгляд, улыбка, жест — и через них быстрое возрождение народа, неподвластного времени, вновь обретшего силу, несмотря на минувшие годы, назло разрушенным городам, убийству отцов, братьев, вопреки преданным забвению родным местам, поруганным чаяниям и сердцам, почерневшим от ненависти. Найдётся ли в мире держава, способная уничтожить наш народ, малочисленное незначительное племя, ничтожную горстку людей: кончена наша история, все наши войны проиграны, здания а в развалинах, книги не прочитаны, музыка не услышана, молитвы не возносятся. Ну, же попробуйте уничтожить наш народ! Думаете не выживем. Думаете, не возродимся, если вот мы двое, встретившись в пивном баре двадцать лет спустя, балагурим и говорим на родном языке. Ничего вы не сможете с нами поделать. Вашу мать. Двое армян в этом подлунном мире ведут беседу. Попробуйте их тронуть. (Нью-Йорк, август 1935 г. из рассказа «Армянин и Армянин»)

Вы хотели когда-нибудь позвонить к какому-нибудь известному писателю или поэту и поболтать среди ночи? Просто так ни о чём и о самом главном, о том, что бередит душу и не дает уснуть. Без пиетета, подобострастия, без страха от собственной наглости и взмокшей спины, даже без извинений за поздний звонок? У меня, с кучей комплексов (на всех выступлениях Жванецкого, сидя в первом ряду, так и не решилась подойти), у меня таких несколько. Селинджер, Воннегут, втянув живот и набрав воздуха, Ремарк, (эх, была не была!) старик Хэм. А с недавнего времени и он, Уильям Сароян. «Мистер Сароян, здравствуйте, извините, не поздно беспокою? Знаю, что недавно была ваша дата, но ведь вы сами говорили своей переводчице Наталии Гончар, что лучшим для вас подарком будет какой-нибудь новый печатный перевод из ваших сочинений. Дело в том, мистер Сароян, что мир изменился, и сейчас в интернете всё давным–давно переведено. Но этот скромный печатный текст о вас, вы позволите?»

Американец из Калифорнийского Фресно, сын эмигрантов, Арменака и Такуи, беженцев из турецкого Битлиса. Отец занимался виноделием и писал стихи. Мать вела дом. А вот и он, на самой ранней фотографии, мальчик, в огромной кепке, опрятный, в выглаженной сорочке, с умными не по возрасту взрослыми глазами. С ранних лет, помогал семье, подрабатывал почтальоном. После потери отца некоторое время жил в сиротском приюте. Посещал курсы машинописи, в 15 лет оставил учебу и решил заниматься писательством. Перебивался случайными заработками. Несколько ранних рассказов были напечатаны. И… судьба его была решена. Более тысячи рассказов, двенадцать пьес, десять романов. Среди них прогремевшие на весь мир «Приключения Уэсли Джексона», «Мама , я тебя люблю», «Папа, ты сошёл с ума», сборник «Меня зовут Арам», книга воспоминаний «Места, где я проводил время», самая популярная пьеса «Годы вашей жизни», принёсшая ему Пулитцеровскую премию. От неё он отказался со словами «ничего в ней хорошего нет». Получил Оксара за лучший сценарий «Человеческая комедия», но разорвал отношения с Метро–Голдин–Майер, так как Майер не разрешил ему снимать самому. Влюбился без памяти и женился на 17-летней красавице иудейке Карол Маркус (будет женат на ней дважды!). Близкие друзья Стен Ли, Мэрлин Монро. Сарояном был увлечён Довлатов. Цитата из «Всей вашей жизни» вытатуирована на руке Джонни Дэппа. Во многом и из его прозы, простой и глубокой, выросла в 60-х проза журнала «Юность».

«Не бывает в нашей жизни случайностей, не бывает случайных людей, незначащих людей и событий, мелочей. Всё для чего то нам послано, всё имеет смысл»

«Легче всего обижаться на жизнь и так трудно сделать её ярче. По-моему все свихнулись, спятили, у нас есть всё, а мы с жиру бесимся, недовольны чем-то. И чем больше мы ждём, тем меньше можем ожидать»
Всё истинное бесмертно. Ничто так не истинно, как любовь.
Чтобы стать самим собой надо немало порепетировать.
Каждый человек несёт в себе целый мир и может переделать его как хочет, населить людьми, достойными любви или годными для ненависти.
Делать то, что любишь, порой куда полезнее того, что тебе советуют»
В его прозу вступаешь, как в море, на полупальцах, осторожно трогая воду, а потом медленно входя, рассекаешь прохладу перед первым взмахом руки, готовясь к заплыву. Этот первый взмах он делает за нас, а плыть должны уже мы, мы сами, чтобы с каждым вдохом, с каждым гребком, погружаясь и выныривая, видеть, чувствовать, впитывать этот прекрасный, добрый, летний, переливающийся как море, весь в бликах любви, мир, его мир, полный встреч, взглядов, слов и молчаливой, как вздох, любви. Его герои, люди простые, трогательные, не особо везучие, обычные, о них он пишет так грустно и светло, но всегда в их мире, полном разочарования, тоски, отчаяния, всегда есть счастье удивительной встречи, открытия таланта, обретения себя, и всегда есть неистребимая вера в милосердие.

Вот в доброй старой пивнушке размышляет старый бармен: «Приходят шлюхи и орут на меня, утверждая, что они знатные дамы. Даже люди из общества нет – нет, да и заглянут сюда. Может, только здесь они чувствуют себя, как дома». Отважный молодой счастливец поэт, умирающий с голоду юноша, старый музыкант, вспоминающий прошлое, влюблённые старая дева из Калифорнии и комивояжер из Оклахомы. В рассказе «Миллионеры» в первый раз пошли в ресторан два маленьких брата, (их мама работала на упаковке инжира у Гугенхайма и заработала немного денег), а потом, вернувшись сварили ей после работы вкусную кашу.

Его рассказы просты, трогательны, без менторского назидания, без начала и конца, как выхваченные в ежедневном многоголосье города обрывки фраз, как взгляд из окна летящего автомобиля, как случайно услышанный разговор в кофейне. Полный иронии «Дорогая Грета Гарбо!» (письмо статиста к кинодиве). Снесённое пойманной курицей первое яйцо в руке брата Крикора, открывшее ему чудо творения. Влюблённые на палубе корабля, столкнувшиеся случайно, улыбнувшиеся друг другу в зеркале, не отрывающие глаз, пока не закончилось это зеркало и не началась ночная палуба их любви. В «Гастоне» разведённый отец на выходных с любимой дочкой рассматривают на тарелке выползшего из персика червяка, отец называет его Гастоном, рассказывая его жизнь, и только зародившееся у девочки чувство к отцу уничтожает телефонный звонок матери. Все на полутонах «Любовь – нелепость, была и будет. Это единственное, что у нас есть, но это всегда – нелепость. Она слишком хороша… Она чересчур тонка для существ, населяющих мир, которые должны работать, зарабатывать деньги и не могут питаться водой и воздухом. Она слишком хороша для животных, которые умеют говорить. Не могу я летать и петь, и мне нужно полноценное питание. Хотя бы раз в день я должен съедать кусок ростбифа, а когда я влюблён я не могу есть. Я снимаю перед тобою шляпу, любовь! «Он высвечивает этот мир, полный неверия и злобы, и отступает тьма, и не страшно, и мир становится узнаваемым и родным. Так в рассказе «Ты жив, Джо?» у одиннадцатилетнего мальчишки ночной фонарик, «и ты не боишься темноты и всякой нечисти. Он может светить на стены и потолок». Но когда заболел его кузен Овсеп, то есть Джо, мальчик приходит к матери Джо и отдаёт свой фонарик «Передайте ему, это всё, что у меня есть. Он должен выздороветь «И Джо выздоравливает. А рассказ «Три совета», полу-притчу, полу-сказку, полу-жизнь… прочтите сами.

Он часто приезжал в Армению, однажды в отцовский турецкий Битлис (даже написал пьесу «Битлис»), очень любил Россию. «Для меня гордость быть его соотечественником и собратом по перу», — написал он, встретив в Москве Чаренца. На его предложение переехать в Америку Чаренц ответил: «Я здесь, ты там, кто-то где-то ещё, пусть так и будет. Ты пишешь на английском, но всё равно ты армянский писатель».

Уильям Сароян… Грустный и солнечный, мудрый без ожесточения, добрый без наива, ироничный без сарказма, высветивший фонариком своего таланта из ушедшего Вчера наше Сегодня. «Что может быть вкуснее на ужин холодного винограда, хлебных лепёшек, белого сыра, мяты, перца, зелёного лука, огурцов и холодной воды!» (Ох, и едины вкусы от Америки до Карабаха!)… Завещал часть своего праха похоронить недалеко от озера Ван, у подножия Арарата.
Вот он сейчас на фотографии. Седые моржовые усы, продолжающиеся в длиннющие отвороты модной сорочки, весёлые молодые глаза, разбежавшиеся врассыпную лучики смешливых морщин, нависшие косматые брови, тёплый уютный свитер, открытый лоб и молодой добрый взгляд, а за спиной чуть тронутые весной распускающиеся в свежем морозном небе молодые побеги.
НУ что ж, Мистер Сароян, извините за поздний звонок, спасибо, что выслушали. Но так как впереди столько ещё непрочитанного и невысказанного, можно будет ещё раз, как-нибудь на досуге вам позвонить?...