Не знаю, но почему-то вспомнилось… Мне десять лет, первый раз на родине деда — в бедном карабахском Норшене. В непродуманно городских джинсах с Майн Ридом в руках, ни слова не понимая по-армянски на просторной веранде, тенистой от раскидистого тутового дерева во дворе, за забором отливает тёмно-зелёным бархатом излом горы. Тепло, тихо. Глубокое опрокинутое небо. Дед за столом счастливый, попыхивает извечным мундштуком. У него выходной. Завтра в город. «Деда, а что такое «Лорисмеликовын ахчикнес»? Меня часто спрашивают, с насмешкой». Деда смеётся: «Наши Норшенцы такие, всё знают. Это потому что ты с книгой всё время и не разговариваешь. Был такой Михаил Тариелович Лорис-Меликов. Министр внутренних дел, чуму победил. Подрастёшь, дам книгу, почитаешь».

Древний род Лорис-Меликовых был известен с XVI века (предки владели городом Лори, вошедшим в состав Грузинского царства).

Сам Михаил Тариелович родился в Тифлисе в 1825 году. В 11 лет его отправили в Москву в Лазаревский институт восточных языков, в котором в те времена читали лекции профессора Московского университета (кроме французского и немецкого, в совершенстве знал множество языков народов Кавказа). Трудолюбивый, наделённый острым умом, удивительной памятью, вскоре стал одним из лучших учеников. По окончании — Школа гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров в Петербурге. И, спустя совсем немного времени, молодой поручик Лорис-Меликов при штабе генерала графа Воронцова на Кавказе. «Воронцову я обязан всем. 10 лет при нём были для меня школой. Не хотелось быть хуже других, стал учиться, читать, думать». В 22 года отважный честолюбивый юноша, храбро сражавшийся в Чечне, Дагестане как «отличный и очень умный офицер, говорящий по-татарски» был выбран в охранники Хаджи Мурату, ближайшему стороннику Шамиля, перешедшему на сторону русских. «Хаджи-Мурат, восхищённый храбростью своего опекуна, вполне ему доверяет и даже с добрыми намерениями делится мыслями по поводу тактики русских на Кавказе» (из письма Воронцова царю). Но кипит молодая кровь! Воин и только воин, он хочет проявить себя в сражениях и просит перевода в действующую армию. «Я в восхищении от блестящей атаки казаков под предводительством нашего славного гвардии ротмистра Лорис-Меликова» (Воронцов). 25 октября его отряд из 65 человек напал при Амиркаме на отряд турок (350 башибузуков) и, уничтожив сторожевой пикет, ворвался в деревню. С этого началась капитуляция Карса, и зоркий, умный неутомимый, прекрасно владеющий местными языками, умеющий расположить к себе людей, Лорис-Меликов становится начальником всей Карской области. Сразу после взятия крепости всех голодающих женщин и детей приказал кормить из солдатской кухни. Посетив госпиталь с пленными турецкими солдатами и обнаружив жуткие условия, распорядился созвать меджлис и в гневной речи призвал незамедлительно навести порядок. Наладив деловые отношения с турецкими чиновниками, восстановил работу канцелярии, казначейства, полиции. Добился, чтоб откупные статьи стали приносить доходы в казну России. Когда русских обвинили в осквернении мечетей (были заняты под склады), восстановил службу, но созвав всех мулл, запретил в дальнейшем смущать единоверцев. В марте 1856 года по Парижскому мирному договору Карс был возвращён Турции в обмен на Севастополь. Во время процедуры передачи областной меджлис и почётные горожане Карса поднесли ему благодарственный адрес в знак признательности за доброжелательное отношение к местному населению, а Измаил-паша (турецкий фельдмаршал) от имени правительства дружески благодарил Лорис-Меликова за попечение о крае. «Наш Лорис незаурядный, к нему привязываются все азиаты» (граф Муравьев из доклада царю). Получив все ордена, какие можно было иметь в его чине, он в 30 лет становится одним из самых молодых генералов русской армии. Пришла пора подумать и о личной жизни. Брак с родственницей князя Долгорукова Ниной Ивановной Долгоруковой-Аргутинской оказался на редкость счастливым. Дед жены, князь Иосиф – известный армянский церковный и политический деятель, архиепископ, в конце жизни стал Католикосом всех армян. Счастливый семьянин, Михаил Тариелович отныне в окружении сыновей, дочерей и любимой жены всегда будет находить радость и отдохновение. В 1859 году Великий князь Констанитин Николаевич, встретившись с ним в Константинополе, в беседе о возможности влияния на восток посредством армянского народа, увидел перед собой умного прозорливого политика. «Я разделяю мнение Лорис-Меликова о необходимости назначить образованных и благонамеренных русских консулов в места со значительным армянским населением… во благо России», — напишет он царю после встречи. Кавказ – тревожный регион, и наместником царя на Кавказе должен стать умный, опытный не только воин, но и политик. Таким наместником и становится Лорис-Меликов. Начальник войск Абхазии, Южного Дагестана, инспектор Кутаисского генерал-губернаторства, Дербентский градоначальник, Наместник взрывоопасной Терской области (при нём десятки тысяч курдов выразили готовность присоединиться к русской армии, а захолустный Владикавказ расцвёл), он вступал в разговор на языке местных, награждал за лояльность к русской армии, главари мятежников приходили к нему для бесед… В Нальчике, выйдя один навстречу враждебной толпе, обратился с речью: «Ваша религия, ваш очаг – ваша святая неприкосновенность, до которой никто не коснётся, но сами вы и земли ваши принадлежат государю». Без единого выстрела толпа разошлась.

12 апреля 1877 года Александр II издал манифест о войне с Турцией. И Лорис-Меликов назначается Командующим действующим корпусом на Кавказско-Турецкой границе. Вот его приказ перед боем: «Никто ни под каким предлогом не должен преследовать жителей, воевать только с теми, кто поднимет оружие в защиту турецкого правительства». Лично бок о бок со своими солдатами штурмовал крепость Баязет. Одержав победу, прекратил грабежи, допрашивал пленных на их языке, беседовал с простыми крестьянами: «Посмотрите на меня, вы знаете, что я исповедую армянскую веру, говорю на своём языке, но я сатрап русского царя, потому что русский царь награждает всякого по его заслугам, не разбирая кто мусульманин, кто христианин. Живите спокойно». Боевой генерал, он всегда берёг солдат. Не побоялся царского гнева и отказался выполнить Высочайший приказ — зимой атаковать Эрзерум, чем вызвал резкое неудовольствие царя и нескрываемую радость завистников. Но после осады город без боя, без единого выстрела сдался на милость генерала – победителя. Тысячи русских жизней были спасены. «Он честный, как спартанец, таких у нас нет», и Александр II 2 апреля 1878 года Высочайшим указом назначает его главнокомандующим Кавказской армией вместо своего брата Михаила Николаевича.

Поле окончания войны, увенчанный наградами, он увольняется в долгосрочный отпуск для лечения за границей. Дочери на выданье, да и сам подустал. В 54 года ему уже хочется иной мирной жизни, мечтает просто перебраться в Петербург с семьей на престижную, но не обременительную должность. Но судьба вновь распорядилась по-своему.

Столица, хоть и украшенная триумфальными арками Победы, встретила героя Карса безрадостно. Послевоенная дороговизна, ожидание перемен, бесчисленные стачки, студенческие беспорядки. По выражению Достоевского: «Пропагаторы становились револьверщиками». Тогда же появляются первые сообщения об эпидемии смертельной, похожой на чуму, болезни в Поволжье. «На войне было страшно, а в Ветлянке ещё страшнее», — говорили возвратившиеся с войны казаки. Местные власти не спешили сообщать в центр тревожную весть. В Петербурге в разгаре зимний сезон с балами, раутами и парадными обедами. К чему тревожить? Авось, обойдётся! И только после того, как Австро-Венгрия, Германия и Румыния установили карантин на границе с Россией, прервав сообщение с русскими войсками за Дунаем, после того, как был перекрыт доступ в Европу русским товарам и путешественникам, только тогда Петербург обратил внимание на бедствие в низовьях Волги. Царским указом от 25 января «в видах безотлагательного принятия мер к прекращению обнаружившейся в Астраханской губернии заразы учреждалась должность Астраханского генерал губернатора и сопредельных губерний». Этим генерал-губернатором и стал только что прибывший в столицу с надеждой на спокойную мирную жизнь генерал от кавалерии, граф Лорис-Меликов (мог бы уклониться, сам после лечения, но человек чести и долга подчинился приказу). «Сожгу всё, что нужно сжечь, ни одной хатой более, ни одной менее, но прежде расстреляю 2-3 должностных за мерзости, которые там делаются. Болезнь болезнью, но меня озабочивают экономические и политические вопросы». В смертельно опасную экспедицию вместе с ним отправляются медики, адъютанты, административные лица, представители Красного Креста, профессора университетов, полевой штаб и суд, казачьи полки и карантинная стража. Никогда ещё скромный Царицын не видел столько титулованных особ и чинов. У подъезда дома, где остановился генерал, каждое утро собирались толпы. Когда он выезжал, люди крестились. Покоритель Карса отправлялся на битву с новым врагом. А враг был страшен. Жаркий климат, нищета, вспышки тифа, чумы, оспы, чудовищная грязь, вечный голод. Рыбные рассолы из экономии соли застаивались в нечищенных ларях и служили резервуарами инфекции. Сезонные рабочие «промысловые рабы» вели жизнь зверей. И он, по-военному быстро оценив обстановку, переходит в наступление. «Избы студить, рубашки менять, рыбу тухлую не есть!». Организовал вывоз нечистот и ежедневные очистки помойных ям и боен; установил жёсткий надзор за чистотой воды и еды; приказал мостить улицы и провести телеграф, обеспечить бесплатными лекарствами неимущих. Виновные наказывались штрафами, имена печатались в местных газетах. Часто приглашал к себе на чаепитие местных купцов и рыботорговцев, уговаривал снизить цены. «Я понимаю весь вред соляного налога и употреблю все усилия для его отмены». В Ветлянке приказал сжечь 50 домов. Не потратив ни рубля на чиновников, не утаив ничего для себя, бОльшую часть средств, отпущенных на борьбу с эпидемией (500 тысяч рублей) отдал на вознаграждение пострадавшим. С водопроводом, с мостовой, лишённой грязных стоков, освещённая газом, обвитая чистой набережной, при нём умылась и Астрахань. Деятель повседневный, неутомимый. Спартанец во всём (скромный солдатский обед, но всегда — Кахетинское (вино возил с собой), в простом сюртуке с шашкой наперевес, в мягких кавказских чувяках, с Георгиевским крестом в петлице, Михаил Тариелович, («наш Тарелкович», как любя называли его солдаты) был новым для России типом начальника. Дерзкий энергичный, требовательный к исполнению, твёрдый в обещаниях. За два месяца его губернаторства край стал неузнаваем. Международная комиссия во главе с известным немецким эпидемиологом Гиршем высоко оценила заслуги боевого генерала в борьбе с азиатской чумой. И с чувством выполненного долга он отправляется в Петербург с докладом Царю.

Но… 2 апреля на Александра II во время утренней прогулки было совершено покушение, и уникальный опыт административно-хозяйственных мер в условиях эпидемии, изложенный в докладе, в одночасье стал ненужным, да и сам доклад был утерян. Не до того сейчас! Для подавления теперь уже «Нравственной Эпидемии» в главный рассадник революционной чумы — в Харьковскую губернию для укрощения смуты генерал-губернатором вновьназначается Лорис-Меликов.

Харьков – город стачек и студенческих волнений, штаб-квартиры «Земли и воли», город террористов Перовской и Желябова встретил генерала настороженно. «Главное не как встречают, а как будут провожать». Вот первые его Указы: изолировать неблагонадежных, осведомлять полицию о квартирантах, запретить ношение оружия.Теперь за беспорядки будут отвечать не только студенты, но и их наставники! Полиция и жандармерия должна быть хорошо оплачиваемая и количественно достаточная! Чтобы Полицейские чины незаконными поступками не подавали населению повод для нарекания! Осознав, что террор в стране имеет глубокие корни и только карающими мерами его не победить, в письме к Царю пишет: «Преобладающее значение должно иметь не только преследование обнаруженного зла, но и стремление предупредить его». Всё его волнует. И проблема черты оседлости: запретил высылку евреев из Харькова, исключённых из списка евреев-ремесленников приказал вновь записывать в цеха. И вопросы просвещения: поддерживает создание сельских и уездных библиотек, открывает женскую гимназию и Харьковский технологический институт. Используя связи в верхах, получает заем 350 000 рублей на постройку лазаретов и казарм; разрешает извечный квартирный вопрос для военных; выступает в поддержку местных земских и городских учреждений. Город его усилиями был переведён из второго разряда в Первый. В отличие от других губернаторов не вынес ни одного смертного приговора, из 575 арестованных в ссылку отправил только 37. Английская «Таймс» писала: «Лорис-Меликов избрал единственно верный в напряженной обстановке путь — привлекать на свою сторону оппозиционно настроенную общественность, а не отпугивать её, ставя на одну доску либералов и бомбометателей». Многое планировал сделать, долго рассчитывал оставаться на своём посту, но… Взрыв в Зимнем Дворце 5 февраля 1880 года. Не до Харьковской губернии! Вновь крутой поворот судьбы, снова к Царю.

«Ни до, ни после в Петербурге не будет второго Лорис-Меликова». С этими словами сразу после взрыва Александр II назначает своего верного генерала во главе наскоро учрежденной Верховной Распорядительной Комиссии. Никогда ещё Михаилу Тариеловичу не было так трудно. Армянин, не высокородного происхождения, только своим трудом и способностями сделавший карьеру, воспринимался придворной аристократией временщиком, вызывал и зависть, и ненависть. Он быстро почувствовал, как непрочны и лицемерны дружеские отношения при дворе, как жадно повисло в воздухе ожидание его малейшей оплошности. Да кто он такой! Чужак, выскочка с правом обращаться к царю в любое время! Зависть не исчезла даже после 20 февраля, когда на «чужака и выскочку» было совершено покушение. Выжил чудом. И как всегда, быстро оценив обстановку, он атакует. Главные задачи — совершенство розыска, объединение полицейских и жандармов, пересмотр дел по гос преступлениям. В докладах Александру тонкий умный политик называет причины кризиса: незаконченность реформ, круговая порука, несовершенство земского управления. Настаивает на льготных кредитах для приобретения крестьянами земли, предлагает паспортную систему для облегчения передвижения в поисках заработка. Настроенный на преобразования, выступает за реформу обучения, тесно контактирует с консерваторами и либералами, вызывает для неформальных бесед редакторов и издателей. Вот как описывает его современник: «Для своих 56 граф кажется очень бодрым на вид, глаза красивы, полны огня, волосы ещё черны, густы, весь соткан из нервов, живёт в здании третьего отделения, выезжает лишь во дворец с двумя конвойными казаками и на козлах один горец, преданный, подозрительно смотрящий на всех. После доклада у государя удаляется в свой кабинет, где его вместе с министрами ожидают бедные женщины. Принимает всех. Впервые никто не сомневается в его бескорыстии. У него нет никакого обеспеченного состояния, ведёт жизнь на министерское содержание. Патриархален, обожает семью, чужд роскоши, никогда не даёт официальных вечеров, вся жизнь поглощена трудом. У него кроткий характер, но когда в Петербурге вздорожала цена на хлеб, призвал городского голову и громоподобно гневался: «Я не хочу, чтобы.. хлеб служил средством спекуляций. Если я узнаю, что с завтрашнего дня хоть один из торговцев продолжит заниматься подобным постыдным делом, поступлю с ним так, что он будет долго меня помнить». Он никогда не искал в политике личных выгод. Единственный дружил с умирающей всеми оставленной императрицей, только ему изливал свои обиды одинокий цесаревич. В его политике, как в тактически продуманном бою, расчёт и риск, отвага и осторожность, терпеливое выжидание и энергия быстрого решения, как стремительный переход от обороны к атаке. Всё во благо России! И 26 июля 1880 года Царь назначает Лорис-Меликова Министром внутренних дел и Шефом жандармов. За 15 месяцев его правления, которые потом будут названы во всех учебниках истории «Диктатурой сердца», исчез извечный антагонизм между администрацией и судебным ведомством, началась новая эра для земского и городского самоуправления, он, наконец-то, как и обещал когда-то Астраханским купцам, добился отмены налога на соль, выхлопотал правительственные средства для строительства Баскунчакской солеварной и Криворожской железной дороги, при нём прекратилась огульная раздача казённых земель, была назначена сенаторская ревизия губерний («Пренеприятнейшее известие! К нам едет Ревизор!»). За эти пятнадцать месяцев свободнее вздохнула пресса, было упразднено всеми ненавистное, стоявшее более полувека вне и выше закона, Третье отделение. Его часто критиковали, он отвечал: «Лишь время — великий учитель, кто прав укажет будущее». После убийства Александра II он напишет горькие строки: «Несчастье положило рубеж моему служению отечеству. Я никогда никому не говорил, что жизнь государя вне опасности, за несколько дней до покушения настойчиво рекомендовал воздержаться от поездок, так как невозможно организовать полицию в короткий срок. А если бы мудрый околоточный вовремя открыл бы подкоп на Садовой или жандарм арестовал Желябова, подлежит ли сомнению, что тогда Михаил Тариелович был бы возвеличен как мировой гений? Таков удел государственных деятелей, на которых взваливают полицейские обязанности»

По зову чести, он подаёт прошение об отставке. Новый император прошение подписывает…

Пятнадцать месяцев — короткий срок, но как будут потом писать газеты: «Ему обязана страна всеобщим пробуждением. Целый год свободнее жилось России. За аятнадцать месяцев он сумел понять, что лечение наших зол должно начаться с умиротворения. Как жаль, что смена застала его на пути к преобразованиям!». Он уехал в Ниццу. Слишком честный, так и не нажив состояния, жил очень скромн , экономил на всём, долго болел и вскоре скончался. Тело было перевезено в Тифлис, где по сей день во дворе армянской церкви Сурб Геворг можно увидеть скромное серое надгробие.

Пройдут годы. В его честь будут названы село в Омске и посёлок в Краснодаре, его образ оживёт в Толстовском «Хаджи-Мурате» и в Акунинской «Дороге в Китеж», его мысли и дела останутся в записках и докладах, книгах и воспоминаниях, его имя, выведенное в словаре Брокгауза и Эфрона, навсегда будет вписано в историю России. А в старом бедном, поднесённом горой к небу, Карабахском Норшене с древним хачкаром и родником, с полем, усыпанном маками, с небом в горных провалах, в улыбке добрых, не знающих книг и университетов простых людей, через поколения, через века ещё долго будет звучать это удивительное, хранимое в памяти народа, чуть насмешливое «Лорисмеликовын ахчикнес».